Не найти, пожалуй, ковровчанина, который не знал бы этого человека или не встречал его фамилию в «Знамени труда». Вспоминается полуанекдотичный эпизод из моей школьной жизни. Где-то классе в первом-втором писали диктант. Среди заковыристых для нас слов учительница произнесла: «косьба». И одна девчонка-отличница подпортила себе оценку, написав «Козьба». Что делать, если «косьбу» она и в глаза не видела, в отличие от известной в городе фамилии. Но даже многие из знающих его в лицо вряд ли подозревают о том, сколько довелось пережить Рафаилу Залмановичу Козьбе в военное лихолетье: не любит он распространяться о своем боевом пути.
Накануне
В июне 41-го в школе № 1 ребят распустили на каникулы. В семье Козьбы кроме Рафаила, росли две сестренки, потому отец и посоветовал ему устроится на работу, помочь родителям. 18-го парень перешагнул порог отдела кадров завода имени Киркижа Оформление длилось недолго, сказали заглянуть через недельку.
21 июня вечером Рафаил зашел на улицу Абельмана, где жил друг Валентин. Обсудив воскресные планы, выбрали рыбалку.
День назавтра выдался теплым, солнечным. Около полудня встретились у Валентина, отец которого прилип к радиорепродуктору. Вдруг дядя Федя насторожился:
— Тихо, ребята, Молотов выступает!
Услышанное потрясло: война! По пути домой Рафаил поразился внезапной тишине на обычно оживленных по выходным улицах. К вечеру появились первые очереди за хлебом. На заводах тем временем проходили многолюдные митинги. А ученики спешили в школу, оповещая по цепочке товарищей.
Первую школу уже использовали под госпиталь и в мировую войну, и в финскую. И теперь подростки спешно выносили из классов парты, с интересом поглядывая на появившихся военных. Вместо традиционных танцев в парке экскаваторостроителей ждали теперь парней и девчат ночные дежурства на железной дороге — по заданию ГК комсомола ходили до моста через Клязьму, высматривали диверсантов, да и мало ли что.
Приняли Козьбу в 16-й цех. На заводе появились неслыханные прежде аббревиатуры: ПТР, ШВАК… Начинающему токарю поручили первичную обточку цилиндров для авиационных пушек. С 7 утра до 7 вечера, без выходных и отпусков, за особо ударный труд — порция чечевицы. И то — хлеб, когда за буханку черного приходилось сотенную отдавить.
Особенно впечатляла зимняя дорога на работу и обратно: по городским улицам, затемненным светомаскировкой, молча шагали десятки тысяч земляков. А к проходным спешили грузовики прямо с фронта. За оружием.
Зиму, весну кое-как пережили. А в июле к Рафаилу обратилась секретарь цехового комсомольского бюро Тоня Новикова. Огорошила:
— Хочешь в армию, добровольцем?
Какой мог быть разговор – парни, что называется, спали и видели себя там, на передовой. Но не верилось, что вот так, сразу, это станет реальным. Написал заявление, не очень-то уповая на успех. Но принесли повестку. И вот заплаканная мать и родня уже провожают новобранца на московский поезд. Впрочем, сам он не считал себя таким уж зеленым новичком: прошел, как никак, на заводе курсы автоматчиков по 110-часовой программе. А в уважении к армии, людям в военной форме воспитан был с детства…
В столице на призывной пункт собрали исключительно коммунистов и комсомольцев. К чему бы это? Прошел слушок — в разведку набирают, в тыл к
немцам. Оказалось иначе: здесь формировали подразделение на столь давно появившихся, но уже прославленных «катюш». И 3 августа 1942 года красноармеец Рафаил Козьба отправился в эшелоне на восток с конечным пунктом назначения.
Сталинград
«Катюши» в то время были двух типов. Одни размещались на грузовиках, другие на стационарных установках М-30 — пусковая рама из стальных балок закреплялась с помощью стойки и сошников прямо на грунте. На ту раму и укладывали бойцы орудийные номера по четыре тяжелых реактивных снаряда без малого в центнер каждый. В войсках систему окрестили «андрюшей» (было названьице похлеще, с упоминанием приснопамятного «Луки»). С тем «андрюшей» и предстояло им бок о бок пройти через решающую битву войны.
Тактика у них была такая. Ночью скрытно подъезжали к передовой, все устанавливали. К рассвету – залп и срочное «исчезновение» вместе с установками. Больше всего бойцы страшились плена, а особенно потери снарядов, и было тому две причины.
Их уже ознакомили с суровым приказом № 227 – «Ни шагу назад!» И они, девятнадцатилетние, вчерашние школьники, безусловно верили Верховному, что отступают только из-за трусости отдельных солдат и командиров. Верили в необходимость этих заградительных отрядов в тылу отступавших, штрафных рот для перевоспитания «трусов» – и шли на смерть, чтоб только их избежать.
Была и другая причина. Немцы буквально охотились за их секретным оружием, РС им были нужны позарез. А значит — «в плен не сдаваться».
В сентябре расстался Козьба с другом — ковровцем Костей Клюевым: раненного в ногу, увезли того в тыловой госпиталь. Призывались вместе, а встретятся теперь лишь после войны.
И настало незабываемое утро 19 ноября. Все было расписано по минутам. 7.20. По телефону поступила команда «Сирена»: привести орудия и минометы в полную боевую готовность. 7.30 — «Огонь!» Загудела, заходила ходуном земля, изрыгая огненный смерч. Увесистые «сигары» с пылающими хвостами срывались с пусковых рам и, набирая скорость, исчезали за горизонтом.
Их 515-й гвардейский минометный дивизион прибыл на позиции еще с вечера, загодя разведав цели. И сейчас вел огонь на их уничтожение. 8.48. Последние залпы. 8.50. 5-я танковая и 21-я армии лавиной пошли в атаку.
Командир дивизиона капитан Алексей Николаевич Смирнов тепло поздравил подчиненных: славно поработали! (Козьба разыщет командира много лет спустя через Совет ветеранов гвардейских минометных частей в г. Пушкине, под Ленинградом).
Письмо с фронта
Написано оно 23 апреля 1943 года и адресовано родным:
«Я теперь живой свидетель и своими глазами видел, что такое война. И война не какая-нибудь, а с самым нашим заклятым врагом – немецким фашизмом. Она требует времени, жертв, усилий всего нашего народа. Я сам видел, как гибнут наши люди за Родину. Но зато видел и тысячи немецких трупов, которые получили «жизненное пространство», множество пленных немецких солдат. Это было под Сталинградом зимой. Если бы вы оказались 10 января на фронте, когда наши пошли в генеральное наступление, то наверняка оглохли бы от артиллерийских залпов. В течении трех часов содрагалась земля… К 2 февраля с фрицами там было покончено.
Сейчас мы находимся на Брянском фронте. Скоро и здесь покажем, на что способны сталинградские гвардейцы…»
Остается добавить, что именно в дни сталинградского контрнаступления кандидату в члены партии Рафаилу Козьбе вручили партбилет.
Поднял роту в атаку…
Его переводят в отдел контразведки — СМЕРШ 2-й гвардейской минометной дивизии. Едва освоился на новом месте – разнарядка в Ивановское военно-политическое училище. Мимоходом заскочил в Ковров, не преминув пройти в форме по городу. Теплые встречи, тревожные проводы. Что ждало впереди?
До июля 44-го шла напряженная учеба, а в итоге – звездочка младшего лейтенанта, должность политработника и снова фронт.
Из наградного листа к приказу по 326-й стрелковой дивизии о награждении Р. Козьбы орденом Красной Звезды: «…комсорг 3 стр. батальона 1099 стр. полка 326 стрелковой дивизии, мл. лейтенант Козьба 1923 г.р., член ВКП(б) с 1943 г., в КА с 10 июля 1942 г., в Отечественной войне: 1942 г. – Сталингр. фр., 03.43 г. – Брянский фр., 7.43 г. — 1 Украиский фр., 7.44 г. — 2 Белорусск. фр. Тяжело ранен 12.9.44 г.»
Из графы «краткое изложение боевого подвига»:
«…в боях за село Гродны т. Козьба в напряженный момент боя… поднял роту в атаку… в этой атаке т. Козьба был тяжело ранен…»
Вообще-то отправили его тогда едва не на верную смерть. Впереди село, а кто в нем – бог весть. Как узнать? — пошлем комсорга. Выпросил он у бойца автомат впридачу к своим пистолету да гранате – и вперед. Проскочил самое опасное, простреливаемое место, смотрит: наши бойцы залегли, а вдали мелькнули фигуры в серых шинелях. Тогда он и поднял ребят в атаку.
Серьезного сопротивления не встретили, прочесали село. Козьба оказался с двумя бойцами, у одного из них — ПТР. Вырыли окопчик, залегли. Надо бы связаться с батальоном. Помахал он пилоткой своим – и тут… Больно кольнуло в грудь, чуть повыше сердца. Рванув гимнастерку, увидел растекающееся красное пятно. Первая мысль: «Почему же я жив?!». Горячая влага ползла и по спине. Понял: пуля прошла навылет. Мучительно захотелось пить…
Ребята достали индивидуальные пакеты, кое-как перевязали. А тут и связист подскочил, подал телефон. Доложил комсорг обо всем в штаб батальона, услышав в ответ «Молодец!»
Санбат, госпиталь в Белостоке. Воспаление раны, сумасшедшая температура – как жив остался, сам не поймет. Госпиталь в Иванове, еще два – в Коврове. Сперва лежал в старом роддоме, где когда-то появился на свет, затем в 14-й школе – там одно время учился, и даже в свой класс угодил!
Обратно на 2-й Белорусский фронт Козьба прибыл в апреле 45-го. В деревеньке на севере Германии формировалась новая часть. А 9 мая в вечеру прибыл майор и возвестил «Победа!» Наскоро успокоили хозяйку, поникшую было: «Вы теперь нас всех в Сибирь?..» – и качать майора, невзирая на звание!
Дальше Рафаил служил уже в качестве «пограничника»: стояли на Эльбе, напротив — англичане. Сколько дорог вдоль реки исколесил на велосипеде комсорг батальона, добираясь до ближних и дальних рот — о том знает только он сам.
В 46-м их часть переводят в Днепропетровск, а два года спустя его, уже в штатском, встречали в семье.
Редактор Р.З. КОЗЬБА
Редактором он стал, понятно, не сразу и не вдруг. Месяца три по возвращении в Ковров ходил без работы, пока не взяли — сотрудником радиовещания на завод им. Дегтярева. Но когда 2-й цех оказался без комсорга, перевели туда. И однажды организовал он из выступлений рабочих цеха газетную полосу о начинающемся выпуске ковровских мотоциклов. После публикации в «Рабочем кличе» Василий Иванович Акулинин (ныне руководитель Владимирской писательской организации) пригласил его в газету.
Так 19 октября 49-го Козьба был зачислен в штат редакции. На 30 с лишним лет. Попал в сельхозотдел к Николаю Ивановичу Демьянову. Не все поначалу ладилось, ну да журналисты народ такой, в беде коллегу не оставят. Обкатался понемногу и в промотделе у Акулинина. Оттачивал перо в отделе партийной жизни. А в конечном итоге стал редактором газеты «Знамя труда».
Надо слышать, с какой теплотой отзывается Рафаил Залманович о коллегах, с которыми долгие годы делил скупые радости и немалые трудности журналистики. Фронтовики Кирилл Васильевич Цюра и Василий Иванович Баландин. Это они шли в критический момент на жесткое самоограничение ради нескольких строчек или снимка в завтрашнем номере.
По настоятельной просьбе Козьбы пришла в газету Карина Георгиевна Якушина — будущий замредактора «ЗТ» и редактор «Экскаваторщика» — одной из лучших многотиражек области. При нем приняли па работу и Галину Аралову, тоже в прошлом замредактора, а ныне собкора «Призыва», и автора этих строк, бывшего учителя ШРМ.
Иных уж нет… Ушли из жизни, оставив добрую память о себе, «сельхозники» Нина Ивановна Чистова и Анатолий Панфилович Карасев, знавшие в районе едва ли не каждую доярку и любого механизатора и пастуха.
Став пенсионером, не оставил Козьба любимое дело, редактировал многотиражку «Прогресс» и не ушел, пока не воспитал себе достойную смену. А от газеты оторваться все равно не в силах: заходит чуть не ежедневно, вникает в дела редакционные. Тревожит его чрезмерное увлечение газетчиков минусами нашей жизни, не всегда это на пользу, и так неспокойное время. Побольше бы внимания рабочим, колхозникам, их труду и заботам. Мало ли у нас достойных людей – пусть о них знают читатели.
…Он всегда с волнением ждет начала мая с его созвездием праздников. Первомай, День печати, День радио и самый-самый из всех — День Победы. С каждым был связан эпизод его жизни, большой или малый, и каждый он встречал с чистой совестью и ощущением честно исполненного долга.
Борис ХАБИБУЛЛИН, «Знамя труда».
Фото Бориса НИКИТИНА.
P.S. Этот материал, датированный маем 1991 года, мы повторно публикуем на страницах нашей любимой «Знаменки». И сделали это намеренно. Уже нет с нами автора этой публикации, нашего мэтра Бориса Камильевича Хабибуллина, как нет и Рафаила Залмановича Козьбы, который ушел из жизни в 1995 году. Но и тот, и другой живы, и все сотрудники нашей редакции живы, пока мы помним о них…
В конце февраля редакционное удостоверение Рафаила Залмановича Козьбы, пролежавшее в редакции более тридцати лет, было передано на вечное хранение в Ковровский историко-мемориальный музей во время открытия выставки «С лейкой и блокнотом». Считаем это символичным в год 80-летия Победы. Человек, долгие годы «писавший» историю Коврова, в этой истории должен и остаться…
