1997 год…
Еще живя во Владимире, я увлеклась выжиганием: на разделочные доски наносила рисунок, выжигала его «Дымком», раскрашивала и покрывала лаком. Дарила подружкам. Они даже заказы делали: кому-то хотелось, чтоб на дощечке был изображен букет цветов; кому-то – две старушки, сидящие за самоваром; кому-то – речка, а рядом — стог сена.
Порой мама ругала:
— Задымила всю квартиру, от лака голова болит!
Зато отец поддерживал:
— Молодец! Хорошо у тебя получается. А давай вместо готовых дощечек в «хозтоварах» купим лист толстой фанеры, разрежем его на куски, я их наждачной бумагой отшлифую – будет не хуже готовых.
Так мы и сделали. Притащили огромный лист фанеры, разрезали, превратив мою маленькую комнату в настоящую мастерскую. Работа закипела. Порой я до поздней ночи возилась с заказами.
Как-то отец заметил:
— Вроде бы работы у тебя замечательные, подружки хвалят, а может, это нам с тобой кажется, что они хорошие, просто подружки обидеть не хотят? Давай остановимся. А то у нас действительно не квартира, а лакокрасочная мастерская.
Я опять согласилась с отцом, хотя, бывая у подруг, видела свои дощечки на видном месте на кухне. Подружки объясняли:
— Они такие красивые, что жалко на них что-то резать – можно повредить, в следующий раз подари обыкновенную.
…Переехав в Харьков, на одной из стен на кухне (благо дело она была 9 кв. м) я разместила все свои «творения» — штук 20 дощечек. Появились новые знакомые, друзья, соседи. Стоило им к нам прийти, начинали охать-ахать, меня нахваливать.
Я, как всегда, предлагала:
— Какая нравится – берите, дарю.
Моя галерея постепенно редела, но, помня слова отца, за выжигание больше не бралась. Когда на работе месяц за месяцем не стали выплачивать зарплату, часто слышала от подруг:
— Как ты только живешь без денег? Ладно, у нас мужья военные – пайки домой приносят, а ты как? Диву даемся! У тебя есть возможность заколачивать деньги, а ты сидишь, ждешь у моря погоды.
— А что мне делать?
— Глупая, доски свои продавай, новые выжигай!
— Я к торговле не приспособлена. Продавцом надо родиться. Дарить – другое дело.
— Ну и чудачка! Да что жалеть такое барахло (как был прав отец!)! Такой ерунды можно миллион наляпать, зато в деньгах будешь купаться!
Мысль запала в душу, и вечером я предложила мужу:
— Давай в выходной поедем на Центральный рынок, попробуем продать дощечки.
— Неужели тебе их не жаль? – удивился он. – Я вообще не могу понять, почему ты так легко с ними расстаешься: здесь столько труда, души, а ты всем: «Какая нравится – берите!»
Немного помолчав, добавил:
— Ну ладно. Только если продавать, то недешево: маленькие – за 7-10 гривен, побольше – за 15-20, а «Репку» (она была 100х60см) – не меньше, чем за 100 гривен.
— Да ты что! Моя зарплата, и ту не платят, – всего 60, а ты загнул – 100!
— Хорошо, пусть будет по-твоему – за 50.
— Что бы еще продать? – обвела кухню глазами. – Давай еще перчики продадим.
На подоконнике в пяти горшках у нас рос красный горький перец. Выросшие из семян маленькие огоньки с нежными белыми цветами всегда радовали глаз.
— Хорошо, возьмем с собой три горшка, два оставим себе. Без этих красных бусинок и окно не окно.
В субботу в пять утра, взяв мешок с дощечками и ведро с горшочками перца, мы были у метро, где уже толпился народ с узлами, мешками, граблями, сумками, велосипедами.
Около шести были на месте. Ворота открыты. Но, кроме дворников, поднявших столб пыли, на рынке никого еще не было.
— Что так рано? Первый раз? – спросил старый дворник с бородой, похожий на Герасима из «Муму».
— Да, первый раз пришли торговать, вернее, заняться бизнесом, — отвечаю я, предчувствуя, что вернемся домой не с одной сотней.
— Бизьмисьмены! – усмехнулся он, продолжая махать облезлой метлой из стороны в сторону.
— Вот место надо занять побойчее!
— Выбирайте, выбирайте, только здесь одни и те же продавцы, такие же бизьмисьмены, как и вы. Все места хорошие заняты.
Несмотря на июнь, утро было прохладным. Поеживаясь, пошли по пустынному рынку.
— Может, вот здесь, у забора, — предложил Витя. — Тем более, что и гвозди есть. Развесим твои дощечки, как в Третьяковке.
— Раз есть гвозди, значит, это чьи-то гвозди, — рассуждаю я. – Наверно, хозяйка здесь одежду развешивает.
Пошли дальше. Решили встать на углу здания, похожего на складское помещение, без окон, но с несколькими дверями. В семь часов к одной из дверей подъехала «Газель». Из нее выпрыгнула бойкая молодая полноватая женщина в короткой юбке:
— А ну валите отседова! Это наше место!
Водитель, обойдя машину, позвякивая связкой ключей, спросил:
— Мэри, какой базар? Какие проблемы?
На что Мэри (очевидно, Маша) ответила:
— Пристроились тут на нашем месте. А ну, Жорик, разберись!
Не дожидаясь, пока Жорик начнет с нами разбираться, мы ушли. Продавцы постепенно собирались, раскладывая и развешивая свой товар: чего только не было! Старое, новое, чистое, грязное, пыльное, лакированное, ржавое…Некоторые вещи были, как из супермаркета, другие же – как со свалки. Огромная территория рынка вмещала всех желающих, да только мы не могли никак определиться. Наконец решили встать у входа, на газоне, у засохшего небольшого дерева со спиленными ветками. Обвесили дерево как елку: с какой стороны ни посмотри – увидишь «петушка со шпорами», «букет цветов», «курочку в платочке», «корзину с грибами», «ежика», «речку с березками и стогом сена»; к стволу прикрепили «гвоздь бизнеса» — «Репку», которую тащит сказочный коллектив. Тут же выставили и горшочки с перцем.
Я, как заправский продавец, села на освободившееся ведро, Вите же предложила:
— Пройдись по рынку, пока торговать буду: посмотри, есть ли еще у кого такие дощечки, что на них изображено, сколько стоят?
Около меня примостилась пожилая женщина с двумя парами обуви:
— Можно около вас встать? Мужу туфли купила – ни одни не подходят. Может, кому-то подойдут? Какие у вас красивые дощечки! Были бы деньги, обязательно купила бы вот эту, «курочку в платочке». А это что? Перец? Чудо!
Возле нее встала продавщица с ведром искусственных цветов. С другой стороны от меня устроился на ящике худенький мужичок в стоптанных ботинках с прилипшей соломой. На коленях он держал мешок, откуда высовывался любопытный розовый пятачок. Поросячий визг сопровождал нас полдня. Хорошо хоть периодически.
— Вы бы, гражданин, пошли туда, где живность продают, — предложила мужичку продавец искусственных цветов. – Своим визгом ваш «товар» нас замучает! Уже голова начинает болеть!
— Хиба цэ я хрюкаю? Це малэ порося, а нэ я. Я уже там був – мэнэ прогналы. Дэ ж мэни стояты? Мэни тэж нэ нравыться, что стою биля вас – начэ на кладбище. Тэрплю. Барыня яка! Вухы ватою заткны!
Поросенок, видно, почуяв, что речь идет о нем, на минуту замолк, прислушиваясь к голосу хозяина, а потом снова завизжал.
От павильона, что был совсем рядом, доносился ароматный запах свежеиспеченного хлеба. Как хотелось хоть маленький кусочек!
Вити долго не было. За это время никто не поинтересовался ни дощечками, ни перцем, хотя я замечала скользящие взгляды прохожих. Какой-то малыш, дергая маму за руку, показал на одну из моих работ:
— Мам, смотри, у ежика на спине яблоко! Хочу ежика!
— Какой еще ежик! Денег нет! Стакан бы клубники тебе купить.
— Не хочу клубнику, хочу ежика, — закапризничал малыш, но его мама, даже не взглянув в мою сторону, потянула ребенка вглубь рынка.
Дородная дама в соломенной шляпке что-то шепнув мужу, держащему красивую плетенную корзину, подошла ко мне:
— Деточка, это перец?
— Да, горький, растет на подоконнике целый год, — обрадовалась я.
— Какая прелесть! Я говорю своему Леопольду, что это перец, а он не верит. А какой грунт ему нужен?
— Обыкновенная земля.
— А какую сторону горизонта он предпочитает?
Было понятно, что назови я хоть юг, хоть север, хоть запад или восток, женщина перец не купит, а потому ответила:
— Ему все равно, он не капризный, без фокусов!
Не слушая мой ответ, дама заметила, что Леопольд во все глаза уставился на вышедшую из иномарки цвета морской волны молодую длинноволосую блондинку на высоких каблуках в белой откровенной блузочке, коротенькой юбочке цвета морской волны. Девушка улыбнулась Леопольду, он провел по своим узеньким усикам левой рукой, едва не уронив из правой корзинку. Дама, напрочь забыв о перце, рванула к мужу, схватила его за руку и утащила в толпу.
Мужичок, погладив поросенка, который, очевидно, и сам устал от своего визга, а потому молчал, подмигивая мне, заговорщически заметил:
— Ишь ты, как спужалась за своего Ляпольда. Какой уж тут перец! А ты, дочка, нэ переживай, что никто нэ подходыть: у людэй грошей нэма.
Искусственные цветы, как ни странно, разошлись быстро. Их хозяйка, пожалев, что мало принесла, пожелала нам «всего доброго» и пошла покупать внукам гостинец.
У соседки несколько мужчин примерили туфли, но они никому не подошли – вскоре ушла и она.
Уходить собрался и мужичок с поросенком:
— Эх, дочка, надо и мэни ихаты до дому. Купыв бы в тэбэ «пивня со шпорамы» да грошей нэма. У нас був такый , так стара на новый рик заризала. Як гарно вин спивав!
— Дарю! – с этими словами я сняла с ветки дощечку и с радостью отдала.
— Ой, спасыби! Мэни ще 70 киломэтрив до сэла ихаты. Хай тоби щастыть!
Поросенок, обрадовавшись, что его не продали, прижался к теплой груди хозяина, добродушно хрюкнув.
От нечего делать я стала рассматривать многоликую толпу: молодежь в основном была хорошо одета, по моде, большинство же среднего и пожилого возраста донашивали то, что имели. Немало было и очень бедно одетых.
К обеду стало припекать. К чувству голода добавилось и желание попить воды. Невольно мое внимание привлекла женщина в старой коричневой искусственной шубе, в рваных мужских ботинках на босу ногу. Она безучастно брела в толпе. Вдруг, увидев меня, будто встретив знакомую, быстро направилась в мою сторону.
— Только такой подружки мне и не хватало! – с ужасом подумала я.
Женщина, подойдя поближе, негромким, приятным голосом сказала:
— Я издали увидела ваши дощечки – какие они красивые! Особенно букет с цветами – такие в детстве росли у наших окон перед домом.
— Могу вам эту дощечку подарить! – тут же отвечаю, с удивлением замечая, что никакой неприязни к женщине не почувствовала. – Вы так тепло одеты, а на улице жара невыносимая.
— Спасибо, милая, за подарок, только он мне, при всем моем восхищении, не нужен, вернее, мне некуда его деть.
Женщина села на бордюр, вытянув перед собой худые бледные ноги с выпирающимися венами. Шуба слегка распахнулась – под ней рваное шерстяное зеленое платье.
— Вы, я вижу, добрый человек, порядочный. Посоветуйте: как мне быть?
— Да какой я советчик? – отвечаю.
— Нет, нет, пожалуйста, выслушайте меня, только не осуждайте. Дело в том, что хозяин, у которого я убираю в гараже и во дворе, предложил мне отдаться.
Ошеломленная такой откровенностью, я чуть не свалилась с ведра.
— С ума сойти!
Она же спокойно продолжала:
— Обещал заплатить …50 копеек. Как думаете, надо? Может, хотя бы за гривну?
Я даже дар речи потеряла.
— Как же другим, — продолжала женщина, — какие-то доллары дают, в рестораны водят, на курорты возят? За эти 50 копеек я даже батон не смогу купить – он 70 копеек стоит. Что думаете по этому поводу?
— Может, к черту его послать? Уйти от него?
— Конечно, послать и уйти!
— Да куда идти? Пока тепло, можно где-то на лавочке, в парке, а похолодает? Прошлой зимой я в канализационном заброшенном люке жила, да оттуда меня один хмырь выгнал – сам там обосновался. Так что мне делать?
— А раньше где вы жили?
— Родители рано умерли. Жила у тетки. И она умерла. Муж ее меня выгнал, вот и начались мои скитания. Спасибо, дочка, все же за совет – уйду от хозяина. Может, в какой-нибудь деревне или селе кто приютит, хоть в сарае.
Она встала. Отряхнув шубу, быстро пошла к воротам. Обернулась, помахала рукой.
Тут подбежал Витя. В руках у него был батон.
— Что это за чучело около тебя сидело? Издалека увидел, даже побежал к тебе.
— А ты куда пропал? Откуда батон – украл?
— Ты что! Заработал! Мужику одному помог целую машину с прицепом разгрузить – он зерно привез продавать, а все мешки развязались. Вот мы с ним полдня и промучились. Зато он целую гривну заплатил! Я и батон купил, и 30 копеек на мороженое осталось. А как твои дела? Вижу, одного «Петушка» купили? Думал, приду – все распродано, пир устроим!
Я рассказала о своих сегодняшних соседях, о женщине в шубе.
— Как думаешь, если бы я ее застал, мы дали бы ей полбатона?
— Ты же прекрасно знаешь мой ответ, зачем спрашиваешь? Мы с тобой оба Тельцы, оба родились в год Тигра, а потому, что думаешь ты, то и я думаю, — отвечаю, довольная, что он тоже искренне ей посочувствовал.
Мы сложили дощечки в мешок, перчики в ведро. На ходу уплетая батон, направились к метро. В воскресенье купили молочное мороженое за 30 копеек – одно на двоих.
Лидия ТАЛЫШКИНА.
