Конец мая и начало июня – удивительное время. 24 мая отмечается День славянской письменности и культуры, 25 мая – День филолога, а 6 июня – день рождения гениального и неповторимого А. С. Пушкина и День русского языка. Вот такое соцветие дат для всех любителей словесности, книг и художественных образов показывает нам событийный календарь.
Предлагаем нашему читателю интересные размышления о состоянии филологии в настоящее время, обмен мнениями по этому поводу двух словесников, имеющих ко всем названным праздникам непосредственное отношение, – учителей русского языка и литературы школы №21 Марины КУТУЗОВОЙ и Натальи БЕЛЯКОВОЙ.
Наш разговор состоялся между праздничными датами, когда у педагогов выдалась свободная минута, разбавившая завершение учебного года, отчеты, сдачу экзаменов. Общение было больше выстроено на мыслях о состоянии филологии сейчас, совместимости научности и школы, уровне востребованности понимания изначального предназначения слова.
Заданный тон поддержала Марина Николаевна:
— Принято о прошлом говорить с ноткой ностальгии, и от этого не уйти. Раньше подспорьем учителю были замечательные журналы «Русский язык в школе», «Литература в школе», а также толстенные издания «Нового мира» и «Иностранной литературы». Все академические журналы позволяли видеть моменты, связанные с новыми открытиями и изменениями в языке. Замечательные видео- и аудиопрограммы, так или иначе связанные со словом и речью, смотрелись и слушались на одном дыхании. И развитие филологии наблюдалось практически. Что сейчас? Определенные стандарты, которые лично у меня ассоциируются с чем-то быстрорастворимым или удобоваримым. Нет той работы мысли, которая заставляла приходить к потрясающим словесным открытиям. И мы – старая гвардия филологов – постоянно помним о полученном когда-то академическом образовании. Не могу сейчас утвердительно сказать, что наука филология активно развивается, мало в наш век глобальной информированности об этом говорится.
Марину Кутузову полностью поддерживает Наталья Ивановна:
— Почему вдруг разговор зашел про журналы. Раньше в них были представлены работы именитых филологов, а адресатом был обычный школьный учитель. В настоящее время самые интересные находки возникают в практике людей, работающих в школе: то есть не к ним, а от них идет посыл. Наличие проблемы для преподавателя несет поиск способа ее решения. А вот каких-то серьезных исследователей изучения русского языка уже и нет. Я думаю, что данная тенденция – отражение переключения внимания на создание учебников как весьма прибыльного дела. Учебников много, порой, даже автор тебе не знаком. Сейчас настолько быстро меняется языковая ситуация в стране, что учитель вынужден творить сам. С одной стороны, это плюс, но с другой – нужна путеводная звезда, это должны быть филологи высшего звена, взаимодействующие со школой. Этого очень не хватает.
Разговор коснулся советской школы, столпов, поддерживающих филологию в развитии на уровне школьного образования. И Марина Николаевна, и Наталья Ивановна хорошо помнят время, когда учителя и дети понимали друг друга часто с полуслова, была общая погруженность что ли в слова, тайный и волшебный их смысл, в неожиданные лингвистические открытия…
— Было проще учить, — говорит Марина Кутузова, — ребенок четко определял главное место для русского языка среди предметов школьного курса. Случилась перестройка в середине восьмидесятых. И что? Крен в какую сторону произошел? Что вышло на первое место? Я отвечу так: ничего, заслуживающего внимания. Очень рада тому, что в двухтысячных был принят ФЗ о русском языке с дополнениями и поправками. Это ведь тоже отнюдь не случайно! Основополагающий элемент – защита нашего языка от влияний, в том числе латинской графики. Прошло больше десяти лет, а закон только еще начинает работать.
— Неслучайно Марина Николаевна вспомнила про экспансию латиницы в странах, пользующихся кириллицей, — продолжает Наталья Белякова. – У нас изменения рано или поздно все равно случатся. Далеко ходить не надо, слово «груминг», например… Особенностью же доинтернетовской эпохи, как я ее называю, являлось получение знания из книги. В той, советской школе, как раз и работали с детьми, привыкшими добывать информацию из печатных книг. Еще 30 лет все это было очень актуально. Сейчас мы настолько ушли в цифровую область, что многие слова, раньше легко зрительно воспринимаемые детьми через печатное слово, вдруг становятся непонятными, потому что в информационном пространстве их нет. В этом году я объясняла ученикам 6-7-х классов значение слов «холщовый» и «парчовый», не говоря уже о «кумачовом» и «колодезной» воде. Получается, что выпал огромный лексический пласт, и я считаю, что отказ от печатного слова в какой-то момент поспособствовал образованию данной бреши. Что говорить: даже на контрольном списывании из учебника или в рамках текста ВПР ребята обращаются к педагогу за разъяснениями значений слов, которые раньше понимались школьниками достаточно легко…
Марина Кутузова добавляет:
— Получается парадокс: если ребенок читает художественное произведение, то он часто домысливает значение слова из текста. В упражнениях учебника по русскому языку зачастую отсутствует контекстное обрамление слов, вот и появляется сложность. В «старых» учебниках все-таки были тексты и нередко – художественные, а значит, и более понятные. Читает ребенок текст, видит – взят из Пушкина, вот это узнавание очень ценно! Раньше, что называется, глаз горел. Сейчас предложи ученику заняться исследовательской работой по русскому языку – в лучшем случае это будет проторенная тропа, выстроенная на чистом интересе, а не с целью получения практического результата. Ушла глубина, осталась в большинстве своем поверхностность. А сколько копированных работ, выдаваемых за свои!
— Вот и нужны, помимо антиплагиата, — добавляет Наталья Белякова, — приемы, выявляющие самостоятельность представленного материала. Вопросы от руководителя проекта или исследовательской работы должны возникать обязательно. Сейчас при огромных возможностях и требования должны претерпеть изменения, нацелить на максимум лично наработанного надо обязательно. Не потребитель, а созидатель. И это ведь тоже филология!
Сменив немного акцент в русло литературы, затронули и такой момент: насколько много сейчас детей, искренне интересующихся литературой, то есть настоящих гуманитариев. Оба педагога лишь с сожалением отметили, что таких – единицы.
— Шутка моих последних десяти лет, — улыбается Наталья Ивановна, — такая: я преподаю на литературе тайные знания. И если хотя бы пять человек ими проникнутся, начнут разбираться – это хорошо. С другой стороны, гуманитарное образование – широкое понятие, филологией в чистом виде мало кто сейчас занимается. И это в гуманитарных классах. А что уж говорить про информационно-технологические и инженерные! Для них литература – конспект, который можно выучить и сдать. Мы ушли от серьезных, глубоких сочинений, которые когда-то равно интересно было читать в классах разной профильной направленности. Возьмем, допустим, декабрьское сочинение в 11 классе. Является ли оно стимулом и мотивацией к чтению и анализу для тех, кто не сдает литературу? Конечно! Но его формат губит всю систему работы в 11 классе. Ты начинаешь работать «под направления». И Михаил Булгаков, который очень органичен во втором полугодии, оказывается в первом, чтобы успеть к декабрю. А это крах. Режим «наработки и начитки», к сожалению, рубит многие положительные начинания на корню, а вся эта суета «съедает» нормальное восприятие слова. Может, стоит заменить декабрь на март, например? Справиться с итоговым сочинением даже при минимальной подготовке может каждый, а вот погрузиться в «художественное слово» без оглядки – единицы.
— Да и работ, раскрывающих ребячью душу, меньше стало, — соглашается Марина Кутузова. – Раньше такие сочинения были! Нестандартные, интересные, удивительные. А как обращались дети со словом! Это были не три обязательных листа, многие работы становились целыми исследованиями.
— А сейчас слово «сочинение» вызывает страх, — продолжает Наталья Белякова. – Стараюсь до 8-9 класса вообще его не употреблять. Почему? Пока ответа не нашла. Просто меняю формат названия на письменные ответы на вопросы.
Вообще скоро форматы поменяются во многих областях. Насколько удивителен был русский язык начала 90-х! Поистине «на грани нервного срыва». Это было прямым отражением всего вокруг происходящего. Ситуация выправляется, но времени необходимо много. Думаю, что и библиотеки найдут новые форматы работы, и люди вернутся к печатному слову и чтению. Ведь вспомните: когда появились первые электронные книги, бумажным был зачастую объявлен бойкот. Домашние библиотеки «выносились». А сейчас – возвращаемся к ним же. Изменения сознания происходят медленнее, чем нам хотелось бы. Может, и не будет уже такого флера: «Сходить в библиотеку» — но будут возрождаться и вновь создаваться свои, домашние. Разве это не важно?
В конце нашего интересного разговора коснулась и такого момента: многие профессии – «в диагнозе», то есть врач – это диагноз, учитель – тоже. А филолог – это также диагноз? И тогда каковы его симптомы?
— Я бы так не сказала! – эмоционально отреагировала Наталья Ивановна. – Диагноз – это больше про болезнь. Не хотелось бы думать, что моя любовь к языку и литературе – заболевание. Это не воздушно-капельный путь, это путь от сердца к сердцу – от людей, которых помню со школьной скамьи, от преподавателей филфака, о каждом из которых – с трепетом и глубочайшим уважением. Последние – настоящие специалисты-подвижники высшей школы филологического искусства. И многое из того, чем я владею сейчас, привито ими. Я шла на филфак за литературой, а вышла – с безграничной любовью к русскому языку и литературе. Поэтому филолог – это форма жизни, состояние души, возможность насладиться непередаваемым вкусом слова, русского слова. Наше общество обязательно к этому когда-нибудь вернется. Нас – влюбленных в русскую речь – немало, и узнаем мы друг друга безошибочно – по уровню прочитанных книг: реакции на сказанное слово, интерпретацию в момент общения. Нас выдают маркеры культурного слоя. И как же это здорово!
— Мы всю жизнь учимся читать, — подытоживает Марина Кутузова, — искать, открывать, подмечать и мечтать. Любовь к слову идет из семьи – кто-то произнес, показал, рассказал. И пошло – осмысленное отношение к яркому и запоминающемуся. Каждой книге – свое время, каждому слову – своя судьба.
***
Не могу не выразить огромную благодарность за данный материал двум моим замечательным педагогам, определившим когда-то и мое место в филологии. Уважаемые Марина Николаевна и Наталья Ивановна, вы заметили, раскрыли во мне – тогда еще ученице — талант чувствовать и видеть слово, научили вдумчиво читать, верить в себя и относиться к произнесенному и написанному очень серьезно. Спасибо вам за искреннюю веру, что в начале было все-таки именно Слово…
Татьяна САРИБЖАНОВА.
Фото предоставлено Мариной КУТУЗОВОЙ и Натальей БЕЛЯКОВОЙ.
