15 февраля – День памяти о россиянах, исполнявших служебный долг за пределами Отечества, день памяти воинов-интернационалистов, а еще — скорби и радости ветеранов войн прошлого и настоящего. Не хочется говорить пафосные и высокие слова, память скромна и молчалива, потому что она – в сердце. И от сердца. А это всегда личное и глубокое.
Невозможно обойти данную дату стороной. Она – боль, она – история, она – судьба многих соотечественников. Сегодня предлагаем рассказ о человеке удивительной судьбы, участнике боевых действий в Афганистане, прозаике, члене Союза писателей России, подполковнике запаса Юрии ГУТЯНЕ.
Юрий Станиславович в разговоре признается, что у него два дома – Мурманск и Ковров. Так и живет последнее время – полгода (зиму) на Севере, полгода (лето) – на Ковровской земле. Как же так получилось?
— Все очень просто, — объясняет Юрий. – Владимирская область – это, наверное, семейное. Мой отец срочную службу начинал во Владимире. Я всегда интересовался Владимирской землей, ее храмами, историей, уникальностью. 
А знакомство во время службы в Афганистане в 1987-88 гг. с Валерием Дмитриевичем Стрельниковым – кавалером трех орденов Красной Звезды, подполковником в отставке — переросшее впоследствии в дружбу, только укрепило меня в желании здесь побывать. Друг многому меня научил. Интересно и то, что мы потерялись на долгие 23 года (Валера после тяжелого ранения долго лечился). А когда мы нашлись, я оказался в Коврове — увиделись, и этим были счастливы. 
Встретились, и больше молчали, потому что понимали друг друга без слов. А разлуки словно и не было, и семьи наши, как родные друг другу – родственники, в общем. Так поездил-поездил я несколько лет и купил здесь квартиру. Люблю в Коврове все: запахи, воду, сам воздух, которым упиться просто можно. Но и Север меня пока не отпускает…
Помню ли Афганистан? Об этом говорят мои книги, в которых афганская тема присутствует. Но честно – писать больно. Я ведь не штабной, а самый что ни на есть рядовой участник тех событий. 
Военная профессия моя редкая и опасная. Я – авианаводчик. Моя главная воинская и человеческая задача – грамотно взаимодействовать с войсками по корректировке огня самолетов и вертолетов, обеспечивать грузами, участвовать в эвакуации раненых и — не навредить. Кроме того, отвечал за подбор площадок для посадки «борта», который должен забрать раненых. Таких авианаводчиков, ходивших на боевые операции, было немного, человек 50 на весь стотысячный контингент советских войск ежегодно.
На сборах перед отправкой на афганскую землю нас мало чему учили практически, в основном больше политическую обстановку давали, а вот встречи с экипажами, вернувшимися «оттуда», дорогого стоили. Ребята рассказывали о самых проблемных точках боевой работы, и одной из главных успешных составляющих называли отличную физическую подготовку. Потом понятно стало – почему. Мне еще повезло – новая рация весила 7,5 килограммов, старая тянула на все 20. На такие килограммы, конечно, и сопровождение необходимо было, а вот с моей «легкой» — в одиночку. И со всем этим – на гору, да и не раз, и не два… Мне в этом отношении проще было – я серьезно занимался спортивной гимнастикой. Спецодежды, снаряжения для авианаводчиков не было, и быть не могло. Одевались, как все: мы должны были быть незаметны, не выделяться среди других, так как уж больно лакомым кусочком для снайпера являлись…
Попал я в Баграмскую группу боевого управления авиацией, работал на крупных операциях с частями 108-й мотострелковой дивизии и с 345-м отдельным парашютно-десантным полком. Помню свои первые впечатления. Все очень громко. И жарко. И стрельба. И страшно…
А затем задания, задания, задания… Убитые и раненые товарищи, и только от тебя зависит, как скоро они попадут на «борт». Их глаза, их надежда, их боль…И опять работа, работа, работа и собственное ранение – тяжелая контузия и реабилитация. Всего я принял участие в 17 боевых операциях, самая тяжелая из которых – «Магистраль». 16 месяцев пробыл в Афганистане.
Фильм Федора Бондарчука «9 рота» помните, конечно. Из-за этого фильма я, получается, и стал писать об Афганистане, потому что хотел показать все своими глазами: бой 9-й роты происходил при моем косвенном участии тоже – события были куда серьезнее художественных. Вместе с подчиненными авианаводчиками сумели отправить оттуда шесть убитых и двенадцать тяжелораненых ребят, державшихся до конца…
Моя книга «Алихейль» во многом автобиографична. Это рассказ о событиях на одной из операций 40-й армии в районе горного местечка, название которого вынесено в название книги. Старался не нарушить лучшие традиции классической военной прозы – у меня там нет почти натуралистических сцен, популярных сегодня. Зато есть человек, изображенный в обстоятельствах экстремальных – между жизнью и смертью. Многоцветье эмоций – через них испытывается душа. Рядом радость и глубокое отчаяние. Главный герой – авианаводчик, и от его «ювелирной» работы зависит многое, в том числе и жизнь людей. А еще он военный интеллигент, вечно рефлексирующий, такой индивидуальный и типичный одновременно…
В общем, книги Юрия Гутяна в основном о войне, а еще о жизни. И о смерти. И о любви. И о вере человека в человека… Предлагаем вам, уважаемые читатели, отрывок из рассказа Юрия Гутяна «Звезда из детства».
***
…Спускаясь с горного перевала, дорога серпантином уходила в ущелье, один вид которого заставлял насторожиться и все чаще и чаще бросать взгляд по сторонам. Узко. Темно. Страшно. Слева исполинским козырьком нависает скала. Справа — крутой откос и беснуется среди гигантских валунов брызжущий пеной бешеный поток. Даже дышать хочется через раз, а в голове, как ни прогоняй, нет-нет да и промелькнет мысль: пронесет, или? …
Колонна уже готова была вырваться из каменного мешка, как раздался страшный грохот. Вспыхнула головная машина, а следом за ней и замыкающая превратилась в огненный факел. Засада!
Откуда-то сверху залаяли глухие отрывистые очереди крупнокалиберного пулемета вперемешку с автоматной трескотней. Огрызаясь, ответно заухал «Гром» из сопровождавших их колонну боевых машин пехоты, что редкими коробочками прижались к обочине, пропуская мимо себя громады наливников со смертельно опасным грузом и стараясь хоть как-то прикрыть их своим огнем и броней, не задумываясь о том, что мало их, очень мало на такую большую колонну. Давайте, парни, вперед! Вперед!
Где-то среди этого кошмара и Степка сидел за рулем своего бензовоза. Руки вцепились в баранку, ноги приросли к педалям. Весь превратился во внимание и сжался, как пружина. Пусть совершенно непонятно, где сейчас жарче и опаснее – впереди или сзади, он знает только одно – только вперед! И чем быстрее, тем лучше. Скорее из ущелья! Все помыслы устремлены только туда, где свет, где простор, где можно будет разогнаться и увеличить дистанцию, обезопасив не столько себя, сколько товарищей. Быстрее! Ну, быстрее! Быстрее же!
Но колонна замедляет движение. Еще чуть-чуть, и она остановится, а тогда…
Много на обочинах дорог сгоревших остовов машин – памятников, не оставляющих сомнения на то, что может произойти и часто происходит, когда наступает это самое «тогда»!
Всё. Зажали…
Немой крик-молитва: «Господи, помилуй, помоги!», чуть запоздалое, явно не к месту и времени удивление и оправдание не перед собой, а перед неизвестно кем: «За что? Кого прошу? Почему? Ведь я не верю!» Но где правда – этот крик или сомнения в вере? За обложкой комсомольского билета, подальше от посторонних глаз, спрятан бабушкин нательный крестик…
Спаси! Помоги!!!
Время сжалось, почти замерло, замедляя свой бег.
Огненным клубком покатилось к горному ручью то, что совсем недавно было бензовозом-наливником таким же, как у Степки, только с другим номером и надписью «Рязань» на картонке, прикрепленной к козырьку от солнца на лобовом стекле. Туда повезут… то, что смогут найти. Потом. После всего… Как водилу звали? Молодой, и месяца не прошло, как с «учебки» …
О, опять едем, а не ползем… Давай, родимая, вперед! Ну! Поживее! Поживем еще!
Натужно ревя мотором, преодолели небольшой подъем. Слева отчетливо видневшиеся трещинки и выступы на скале замелькали и превратились в однотонную серую массу. Педаль газа сама вдавилась в пол. Теперь уже и справа мелькает. Едем! Живем!
Яркая вспышка впереди заставила вжать голову в плечи. Удар по тормозам, руль влево. Каждой клеточкой прочувствовал, как колышутся за спиной тонны бензина. Радиатор идущего сзади КамАЗа в зеркале близко, неимоверно близко, и …полные ужаса глаза Азамата, вдруг превратившиеся из азиатских щелочек во вполне европейские сквозь ярко-желтые отблески на лобовом стекле…
Внезапно наступило спокойствие и ледяной холод сжал сердце. Всё. Приехали. Сейчас…
«Жми!» – орет кто-то в голове, но Степка уже и сам давит на газ, заметив, как пылающая возле самой его кабины машина тоже подалась вперед и покатилась, словно смертельно раненный зверь, старающийся из последних сил уйти от охотника, пытаясь найти спасение в горном потоке. Но не хватило сил – замер наливник у самого откоса, брызнув огненной струей горящей солярки из пробитой цистерны по валуну у обочины.
«Узко. Не протиснусь, — стучит в висках. – И Азамат прижался сзади, зараза! И за ним такие же «молодые» в кучу сбились… Вояки, блин! И что теперь? Бежать? Куда? Бесполезно…»
Порыв ветра на миг разогнал клубы дыма, липкой чернотой заполняющего ущелье. Из кабины горящей впереди машины показалась рука или язык пламени, так похожий на руку, ткнула кулаком воздух впереди себя и повисла огненной плетью.
«Са-а-а-аня!» – заорал Степка, давя на газ и отпуская сцепление…
Татьяна САРИБЖАНОВА.
Фото из архива Юрия ГУТЯНА.
- P. S. Когда Юрия Станиславовича спрашивают: «Зачем писал?», он неизменно отвечает: «А может, подросток прочтет это. Буду просто счастлив, если шевельнется и останется в его душе что-то такое, что заставит осознать, что нет для мужчины ничего более святого, чем быть воином, защитником своей Родины, своего дома и всего, что любишь… Для этого и пишу».
