Проблема девиантного поведения (от лат. deviation – отклонение) в подростковой среде, к сожалению, продолжает быть актуальной. Не только для Коврова или Владимирской области, но и для современного общества в целом. Как поясняют психологи, подростковый период – одновременно сложный и очень ответственный. Но на него приходятся нормативные кризисы развития личности. Проект под названием «Точка опоры» ковровской команды «Вера. Надежда. Любовь», запущенный в городе еще в феврале, как раз и направлен на преодоление, сокращение случаев девиантного поведения. А самое главное – его негативных последствий! Проект – в связи с его общественной значимостью и востребованностью — получил финансовую поддержку Фонда президентских грантов. О буднях «Точки опоры» мы поговорили с одним из психологов АНО «Вера. Надежда. Любовь» Анной Сарычевой.
— Анна Викторовна, мы уже писали про ваш новый «молодежный» проект (ЗТ, № 16 от 23.04.2024 г., статья «Главное, чтобы был маячок»), но давайте напомним нашим читателям, какова целевая аудитория «Точки опоры»?
— Проект направлен на работу с подростками от 15 до 17 лет. Первоначально мы планировали работать со старшеклассниками 17-й школы и студентами Ковровского энергомеханического колледжа. Но к нам поступило предложение взять и группу ребят из Ковровского транспортного колледжа. Мы согласились, и наша аудитория несколько расширилась.
Сам проект направлен на профилактику у подростков, с которыми мы занимаемся, различных моментов деструктивного поведения. К сожалению, в возрасте 15-17 лет они часто не осознают в полной мере возможных последствий своих, как им кажется, «взрослых» поступков: употребления алкоголя и/или психоактивных веществ, курения, агрессивного поведения, ранней половой жизни, частой смены сексуальных партнеров… Наша команда, имея опыт работы с подростками, ставит задачей сформировать у них бережное и ответственное отношение к себе, психологическую компетентность. Сюда же относится профилактика мыслей, связанных с потерей ребятами смысла жизни, улучшение их эмоционального фона, снижение ощущения одиночества и, как следствие, рост самооценки подростка, переоценка их поступков и действий.
— Какие методы были использованы в работе?
— По плану у нас было 80 психологических занятий, 64 медицинские лекции (их провела Ольга Ермакова, главный врач Центра общественного здоровья и профилактики), 24 мастер-класса, направленных на стрессоустойчивость ребят, самопомощь… Дети полученные знания смогут в дальнейшем применять и самостоятельно, чтобы пережить какую-либо стрессовую ситуацию, не уходя в деструктив. В качестве примера могу привести мышечную релаксацию по Джейкобсону – определенный вид упражнений, направленных на поочередное ослабление и напряжение мышц. Регулярно выполняя эти упражнения, можно научиться быстро справляться с волнением, с различными ситуациями, которые вызывают беспокойство, снизить общий уровень напряжения, тревоги, не причиняя себе при этом вреда (вспомним, хотя бы простой пример – «заедать стресс») и не выплескивая его гневом на близких… Были использованы мастер-классы по дыхательным техникам, по поиску и массажу триггерных точек на голове или теле и, в целом, по техникам самомассажа, как самостоятельного, так и с помощью каких-то вспомогательных инструментов.
— Был ли у подростков-участников проекта негативный настрой? Может быть, ваша работа вызывала у них недоверие, смех?
— Всякое было. Иногда поведение ребят говорило об их сопротивлении, негативных эмоциях, которые они пытались завуалировать своей внешней реакцией: иногда смехом, шуточками. Не все были готовы работать на наших занятиях. На некоторых темах чувствовалось у ребят большое внутреннее напряжение, и мы это понимали по их реакциям. А когда такое напряжение существует или разговор переходит на что-то болезненное, человек может свою реакцию проявлять смехом, шуточками. Но это нам говорило о том, что данная тема для них очень важна. Порой какие-то задания участникам проекта было выполнять тяжело, но к концу тренинга все более-менее успокаивались, напряжение спадало. Например, в третьем модуле одной из тем была зависимость от психоактивных веществ, и во время нее мы выполняли одно упражнение. Оно называется «Будешь?» Мы говорили: «Смотрите, ребята, перед вами яркий интересный новогодний мешок, но мама сказала, что заглядывать в него, а тем более что-то брать оттуда нельзя. Как вы поступите?» После этого, используя весь арсенал доступного нам артистизма, старались детей соблазнить вот этим «мешком». Что возобладает: любопытство или мамин запрет? Было условие: если кто-то возьмет то, что там лежит, то сначала не показывать и не раскрывать. Все-таки у большинства возобладал интерес. Они доставали то, что лежало в мешке – листочки с какими-то надписями. Но когда их раскрывали, выяснялось, что это «последствия от употребления наркотиков», например. На вопросы: «Чем ты руководствовался, когда брал это?», ребята отвечали: «Интересно было!», «Другие берут и мне надо». – «А когда ты раскрыл и увидел, что там: деградация личности, снижение умственных способностей, выпали все зубы… список большой, что ты почувствовал?» Опять же кто-то посмеялся, но смех в таком случае на самом деле означает, что подросток почувствовал страх. Только немногие осмелились сказать, что им действительно стало страшно. Многие же в этом возрасте так и поступают, как с этим мешком: нарушают запреты родителей из интереса попробовать новое, из так называемого стадного чувства, чтобы быть принятыми группой сверстников, иметь в ней авторитет. Но часть ребят отметила, что, когда в следующий раз они окажутся в подобной ситуации выбора, они вспомнят этот опыт и уже задумаются нарушать или не нарушать запрет. То есть, пережив его даже в игровой форме, участники начинают мыслить по-другому. В этом тоже ценность проекта.
— По какой причине в подростковом возрасте начинает снижаться родительский авторитет?
— В этом как раз и «виноваты» подростковые кризисы. Если до определенного возраста ребенок воспринимал родителя как небожителя, как человека, который все знает и всегда прав, то кризис как раз и сводится к тому, что подросток начинает от родителей отделяться, больше и больше общаться со сверстниками, начинает видеть другую сторону жизни. «Открывает» для себя, что родитель, оказывается, может быть и не прав.
У подростка может произойти крушение устойчивой, казалось бы, картины понятного мира, разбиться розовые очки… Хотя бывают и обратные случаи. Так, мама одного мальчика на нашем проекте – работник полиции — принесла с работы и показала сыну фотографии наркоманов. Ребенок, кстати, один из тех, который на наши провокации с «интересным мешком» не поддался. Спросили, что ему помогло устоять? Ответил, что как раз эти фото: вид ужасающий, запоминаются, говорит, на всю жизнь
Второй переломный момент в этом возрасте — кризис идентичности, когда молодой человека должен самому себе ответить на вопрос: «Кто я?» Это тоже непросто, молодого человека может бросать из стороны в сторону. Ну и стоит отметить, что подростковый возраст сейчас начинается раньше, уже с 10-11 лет.
— Проект, разработанный АНО «Вера. Надежда. Любовь» предусматривает не только работу группой, но и индивидуальные консультации?
— Да, мы будем проводить ее до конца июня, причем как для самих подростков, так и для их родителей. В рамках проекта это бесплатно. Но родитель должен дать ребенку письменное согласие на эту работу. Так положено по закону, мы действуем строго в соответствии с ним без ведома родителей детей не консультируем. Впрочем, отмечу, что на индивидуальные консультации ребята идут не слишком охотно.
— Хотелось бы остановиться на теме буллинга. В Коврове такая проблема есть?
— Есть. Буллинг — это самоутверждение одних подростков за счет других. Но на самом деле в этой проблеме все гораздо глубже. Тянется она чаще всего из раннего детства, в ее основе вопрос доверия к родителям, к миру. Если ребенок воспитывался в доброжелательных условиях, на его потребности откликались, то у него таким образом формировалось доверие. Он рос открытым к этому миру, к общению. Но дети растут и в неблагоприятных условиях. Иногда внешне кажется, что все хорошо, но, как потом оказывается, на потребности ребенка взрослые не обращали внимания, и у него сформировалось то самое недоверие ко всему. Это перекладывается на школу, на коллектив. Причем такие дети могут быть как жертвами, так и агрессорами. А есть еще приближенные. Страдают в такой ситуации все. У приближенных степень стресса и травматизации при этом не меньше. Они наблюдают гонения жертвы и испытывают страх, понимая: следующей жертвой могу стать и я. Видят, что происходит, но заступиться боятся, особенно в младших классах. Постарше ребята уже могут и вступиться за жертву, отлично осознавая при этом последствия. Самая главное, что здесь нужно понимать: буллинг – это болезнь, причем страшная. Оставлять ее без внимания или пускать все на самотек нельзя.
— С чем еще столкнулись при работе с детьми?
— С зависимостью от телефона, от игр. В большинстве своем взрослые их не запрещают. В итоге, дети в телефоне сидят на уроках чуть не в открытую. И это далеко небезобидно, как кажется. Даже опустив момент того, что ребенок недополучает знания, телефонная зависимость – это, прежде всего, уход от реальности. Это уход от жизни, от переживаний, от эмоций. Получается, что «там» ему лучше, спокойней и интересней.
Совет тут один: как можно позже дать давать ребенку телефон в руки, оттянуть появление в его жизни привлекательных гаджетов. Пусть у ребенка сперва сформируется интерес к творчеству, спорту, учебе. Мы говорили подросткам: «Попробуйте провести день без телефона, без игр. Хотя бы в качестве эксперимента. Посмотрите, чем еще можно себя занять». Но очень важна в этом вопросе позиция родителей, их волевое решение, например, установить дома правило «выходные – без игр» (мы говорим именно о компьютерных, телефонных), их умение заинтересовать своего ребенка чем-то другим, готовность показывать личный пример. Потому что мы, взрослые, что греха таить, тоже много времени «сидим в телефонах»…
— Скажите, каким образом вы будете судить о результатах проделанной работы? Удалось ли добиться поставленных целей? Результаты есть?
— В феврале, начиная работу с подростками, мы провели диагностику. Брали четыре методики. Результат первой диагностики показал, что большой процент детей в нашей группе – а это, в общей сложности, около 600 человек — находится в умеренной либо легкой депрессии, чувствуют повышенную тревогу, испытывают стресс, одиночество. Небольшой процент — с сильной депрессией, в состоянии интенсивного переживания. Завершая занятия в июне, проведем повторную диагностику, после чего можно будет говорить о произошедших в ту или иную сторону сдвигах. Пока можем судить об этом только через обратную связь, а она говорит: результаты есть!
Елизавета БЕЗРУКОВА.
Фото из архива Анны САРЫЧЕВОЙ.
