Разговор с моим собеседником напоминает виртуальный слайдовый показ с четкими черно-белыми картинками в лучших традициях советских фильмов: вот эшелон эвакуированных, бомбежка – все врассыпную; вот холодная и промерзшая комната, в которой предстоит жить какое-то время в эвакуации; внезапный приезд отца – высокого человека в военной шинели; солнечное и теплое утро Дня Победы; послевоенная жизнь в Барановичах; Москва – коммунальная квартира тети и учеба в престижном вузе; а вот и Ковров – пустынная утренняя площадь, паренек с чемоданом, спасительный бутерброд и пешая прогулка по незнакомому городу до своего места назначения – «Почтовый ящик-7»…
Обо всем обстоятельно, спокойно и с тонким юмором, на который способны только истинные интеллигенты, рассказывает Почетный работник ВНИИ «Сигнал» Михаил ФАЙНШТЕЙН, отметивший в сентябре свое 85-летие.
Для меня, наверное, навсегда останется загадкой бездонная глубина людей старшего поколения – той, советской эпохи. И масса вопросов: как могли формироваться такие характеры-фундаменты, как возможно сохранить удивительную память на детали, соблюдая при этом в рассказе стройную логику? А еще – предельную скромность и внутренний такт: а будет ли это кому-то интересно? Газетная статья, к сожалению, не имеет возможности вместить весь объем интереснейшего разговора с Михаилом Давидовичем: не получится вложить внушительную цифру в 85 лет человеческой жизни и 58 лет трудового стажа в рамки. Решили, что «кромсать» и «резать» — нельзя, поэтому человеческая судьба через призму истории и судеб других будет представлена в нескольких номерах газеты. Так будет правильно.
Детство
Родился Михаил Файнштейн 20 сентября 1937 года в Смоленске. Этот город не являлся родным для его родителей – семья попала туда благодаря работе отца.
Мама была из многодетной семьи, в которой все окончили гимназию и получили хорошее образование. Ее отец был ученым-лесоводом и до революции служил управляющим лесами крупного промышленника.
Отец родился в белорусской деревне в бедной семье сельского мельника – специалиста по помолу муки. Все дети получили образование два класса – больше не позволило финансовое положение. С 12 лет отец помогал в работах на мельнице, где получил закалку на всю жизнь: уже к 15 годам таскал на плечах трехпудовые мешки и был хорошо развит физически. В общей сложности прошел три войны. Сначала — Первая мировая и служба в кавалерии Кавказского фронта; в годы революции присоединился к Красной Армии и прослужил там до конца Гражданской. А так как тяга к знаниям все же была, после демобилизации экстерном (за четыре года) окончил 10 классов и получил аттестат о среднем образовании. Для того времени это была уникальная ситуация – образованных людей было мало. На поступившее предложение об обучении в Военной академии он ответил отказом, чем невольно спас себе жизнь – за стремительный карьерный взлет в то время расплачивались трагическими исходами. Никогда, по словам Михаила Давидовича, отец об этом не жалел. До войны работал в народном хозяйстве.
— До сих пор загадка, — делится Михаил Давидович, — как такие разные люди, как мама и папа, смогли создать удивительно дружную семью, где все было пропитано любовью друг к другу и взаимным уважением. Родительская забота о нас с моей старшей сестрой была огромной. Довоенные фрагменты-воспоминания, правда, очень скудны – мне было всего четыре года, но спокойны и теплы.
- 1941. Война
Дата начала войны разделила жизнь всех советских людей на до и после. Михаилу Давидовичу немного повезло в том, что был слишком мал, чтобы полностью осознать масштабы человеческих трагедий, и тем не менее отдельные эмоциональные моменты детских воспоминаний остались с ним навсегда.
— Отец с конца Гражданской войны числился в офицерском составе запаса и имел звание лейтенанта. Его, конечно, в 1941-ом сразу призвали – он уехал через два дня после начала Великой Отечественной. А мама с нами, детьми, осталась в Смоленске. Вот сейчас много говорят про панику и неорганизованность первых военных недель и месяцев. Но это не совсем так. Семьи военных не бросили, погрузили в эшелоны и отправили в эвакуацию. С собой у нас были только запас еды и сменная одежда. Как потом оказалось, уехали мы из Смоленска навсегда. Ехали долго, с остановками – пропускали военные эшелоны. Отчетливо помню, как ночью наш эшелон на станции Вязьма бомбили, как люди бросились врассыпную. К счастью, мы остались живы и добрались потом до Ульяновска, где и переживали эвакуацию до конца войны. И вновь здесь был определенный порядок: работал эвакопункт, людей размещали у местных жителей – чаще всего в частном секторе.
Мы оказались в доме, где хозяйка проживала одна, нам выделили комнату с отдельным входом. Мебели в ней не было никакой, спали на матрасах, выданных в эвакопункте, питались по карточкам. Было начало осени, и мы рады были, что у нас хотя бы крыша над головой есть. А потом наступила жутко морозная зима 1941-42 гг. Дров не было, по талону нам их выдали минимум, спали одетыми. Врезалась в память картина: утро, я просыпаюсь от холода и вижу маму, которая каким-то скребком убирает со стен иней… А еще постоянно хотелось есть. Вот такая была первая наша военная зима. Мама работала в женсовете при Ульяновском горвоенкомате, получила потом много благодарностей за свой труд и после войны медаль «За победу над Германией».
Дальше Михаил Давидович замолкает, у него от эмоций перехватывает дыхание… Становится понятно — почему: в феврале 1942 года произошла единственная за всю войну встреча с отцом: по счастливому стечению обстоятельств он смог разыскать свою семью и увидеться с родными. Эта короткая встреча впоследствии станет спасением для его жены и детей: он отдаст им свой аттестат (документ на офицерское денежное довольствие) и позаботится о переводе офицерской семьи в более приемлемые условия.
— Принято считать, что служба тыла – это «отсиживание» в конторе. Ничего подобного. Отец отвечал за снабжение боевых частей и боеприпасами, и продовольствием, водил колонны по фронтовым дорогам, не раз попадая под жестокие обстрелы и бомбежки. Рассказывал, что ненависть со стороны врага была страшная – им хотелось нас только убивать. Судьба была милостива к отцу: за всю войну его один раз лишь контузило.
Ближе к осени нам дали комнату в коммунальной квартире трехэтажного кирпичного дома с центральным отоплением – это было счастье. Здесь мы и прожили до конца войны, сюда приехали дед с бабушкой – мамины родители. Стоит отметить, что дед был ярый патриот – он ничуть не сомневался в нашей победе. Правда, до нее не дожил, умер в 1943 году и похоронен именно там, в Ульяновске.
Помню день 9 мая: открываю глаза – вся комната буквально затоплена светом и солнцем, и…никого. Только сильный грохот на улице – люди ликуют. Так началась наша новая послевоенная жизнь.
Барановичи
Отец Михаила Давидовича окончил войну в Кенигсберге. Ему предложили три места для дальнейшего прохождения службы: Москву, Ригу и Белорусский военный округ. Он, не задумываясь, выбрал последний. Все-таки родные места. Получил назначение в Барановичи, где гражданского населения после войны осталось мало, а въезд в эту зону был только по специальным пропускам: леса были переполнены бандами из фашистских прислужников, которых необходимо было уничтожать, с чем постепенно и успешно справились советские спецслужбы.
— Специальный пропуск для нашей семьи доставил молодой лейтенант, он же забирал нас и сопровождал по пути в Барановичи. Помню июль, целый вагон военных, за окнами разруха, а в воздухе витает всеобщая радость от победы. И я, поддавшись общему настроению, хожу по вагону и пою с военными песни.
Приехали мы в Барановичи рано утром – вместо здания вокзала на путях стояли два вагона: в одном располагалось станционное начальство, в другом – касса. Отец встретил нас на машине. Мы, худые, изможденные дорогой и переживаниями, походили после всего пережитого на былинки – мама в 41 год весила 40 килограммов, а от нас с сестрой были разве что только глаза. Но все были счастливы – семья воссоединилась. Жили мы в большом кирпичном одноэтажном доме, занимали две комнаты – помню высокие потолки и красивые кафельные печи. Но больше всего — ту атмосферу, в которой мы с сестрой и получали основное наше воспитание – нас окружали семьи настоящих боевых офицеров, которые очень ценили жизнь и понятие чести. Им было, что нам рассказать — при этом ни слова не говоря о патриотизме — о том, что такое настоящая жизнь. До сих пор помню Михаила Петровича Бирюкова – одного их интеллигентнейших офицеров, разносторонне развитого, воспитанного, умного. Помню Героя Советского Союза генерал-майора Добрянского, командира авиационно-истребительной дивизии, в составе которой служили 25 Героев Советского Союза от 22 до 25 лет. Все это живо и сейчас в памяти, мне необычайно повезло учиться уму-разуму в детстве у таких людей…
Мама занималась нами и хозяйством, отец сначала служил, потом в 1947 году вышел в запас, перешел в народное хозяйство здесь же – в Барановичах. Был очень уважаемым человеком, во время похорон его несли на руках через весь город…
Учеба. Самоопределение
Школьные годы Михаила Давидовича прошли также в Барановичах – окончил школу с золотой медалью, ранее сестра также, успешно отучившись, уехала в Москву и поступила в медицинский институт. Пришло время определяться и нашему герою. В 1955 году медалисты имели право поступать в вуз без экзаменов по итогам собеседования. В Москве жила сестра матери, поэтому решено было отправить выпускника в столицу – под присмотр тетки. И здесь Михаил Давидович вспоминает фильм «Покровские ворота» и балагура Константина, проживавшего в коммунальной квартире тетки. Как же они были похожи!
— Сын тети окончил Московский автомеханический институт, а у меня к автомобилям была слабость – решил тоже туда податься. По итогам собеседования поступил, учился у выдающихся преподавателей своего времени. Потом было распределение, на котором мне в связи с востребованной специальностью инженера-механика и специализацией технолога предложили выбор: Рязань, Муром или Ковров. Последние два города в списке мне были незнакомы. Правда, из Коврова приезжал «вербовщик» — зам. директора по кадрам завода «Почтовый ящик-7» — и так его рекламировал, что решение было принято: Ковров!
В принципе, мы могли отработать три года по распределению и выбрать любое место дальнейшей специализации. Но кроме желания, был еще и долг, игравший не последнюю роль: отучился – будь добр быть полезным государству там, куда направили.
Ковров. КЭМЗ
Приехал Михаил Давидович в Ковров накануне своего дня рождения – 19 сентября 1960 года. В шесть утра вышел из поезда на перрон, увидел двухэтажный маленький вокзальчик и деревянную лестницу с отдельными прогнившими ступенями. И все. Поднялся – пустая привокзальная площадь. Пошел в отделение транспортной милиции показывать свое назначение: только место обозначено и ни тебе адреса, ни других ориентиров. Не помогли ему там ничем. Видимо, секретные данные о местоположении завода распространять было запрещено. И что делать? Вышел, сел на лавочку, съел бутерброд… Помогла пожилая женщина, сказавшая пареньку, что ему на Малеевку, оказывается, надо. И так она детально и подробно объяснила, как туда добраться, что запомнилась Михаилу Давидовичу на всю жизнь – везло ему с самого начала на хороших людей.
— Пришел на Малеевку, вижу — барак: отдел кадров и проходная. Меня встретили очень хорошо, сразу определили на работу в отдел главного технолога завода и дали койку в общежитии. Первым моим учителем на заводе стал зам. главного технолога Федор Васильевич Корнилов.
Полгода я работал инженером-технологом, а потом был назначен во 2-ой цех начальником технологического бюро. Было очень волнительно – ведь должность руководящая, но производство очень для меня интересное – изготовление самых точных деталей приборов.
Продолжение следует…
Татьяна САРИБЖАНОВА.
Фото из личного архива Михаила ФАЙНШТЕЙНА.
